Побледнел тогда Кидзабуро, отлила кровь от глаз его, на лбу выступил холодный пот. Стал задыхаться он, не в силах сдаться так просто после долгих лет, проведенных в военных битвах. Смело обернувшись, поднял он меч высоко и сделал выпад прямо в лицо Котэю и нанес удар, подобный молнии! Увернулся Котэй однако и ударил Кидзабуро посохом промеж глаз. Но отпрыгнул Кидзабуро, глаза закатив, и не заметил, как Котэй приблизился сбоку, схватил его за короткий меч на поясе и прокричал: «Исполню тогда желание твое!» Захотел было Кидзабуро опять занести меч свой к самому небу, да повалился на спину как подкошенный, а на правом плече его разверзлась огромная рана. Весь в крови, что по снегам потекла, испустил он последний вздох свой.
Остальные при виде этого преисполнились страха и поспешили сбежать. Больше никто не нападал на них, так что Котэй, успокоившись, вернул малый меч убиенному, сложил ладони свои и, перебирая четки, трижды повторил молитву Будде, а потом, снег с одежды стряхнув, взвалил статую Будды на спину и, испуганную Муцуми-дзё утешив, шляпу надел и повел слуг своих и коней в провинцию Тикудзэн. В Фукаэ остановились они переночевать, а на следующее утро вновь ступили на снег и прошли еще пять ри на восток, пока не достигли места под названием Мэйнохама, где сделали привал.
И увидел там Котэй, что к северу устремляется в небо священная гора Атаго, а к югу, в туманной дымке, знаменитые горы Сэбури, Райдзан и Укидакэ и бескрайние плодородные рисовые поля, которых хватит, чтобы кормить десять тысяч поколений потомков, и чистые воды полноводной реки Муроми-гава, а рядом знаменитые места Акомэхама и Одо, сосновые рощи Кэя-но мацубара и Ику-но мацубара, а неподалеку замок семьи Курода, у которой пятьсот пятьдесят тысяч коку [99] богатства. Были здесь все виды рельефа, и горы, и моря. Избрав себе слуг домашних, он приобрел поля, выстроил дома и житницы. Затем, изложив планы свои на листе бумаги, который отправил в столицу, срубил он деревья с гор Райдзсан и Сэбури и сам, пользуясь мерилом, выстроил храм для моления и водрузил туда статую Мироку, которую перенес собственноручно. И стал этот храм местом для почитания всего рода. Ворота храма высились, приветствуя лунный свет, что истину излучает, а крыша храма сияла под золотыми лучами закатного солнца. И на берегу моря, и в большом саду — повсюду, где вода голубая и песок белый, рыбы плясали и птицы пели, Будду, его Вероучение и его Слуг [100] восхваляя. И было это чудо явлено в век раздора ради Чистой Земли Амиды [101].
А затем вышло так. В начале одиннадцатой луны года Огненной Змеи, пятого года Эмпо, правления сто одиннадцатого государя Рэйгэн, было закончено строительство и из Киото призвали монаха в настоятели монастыря. Сначала тот настоятель отказывался несколько раз, памятуя о своей неразумности, нестойкости и небезгрешности, но, прознав о чуде, оставил вещи свои и пост принял. Храм стал называться Сэйтайдзан Нёгэцу-дзи. Так на двадцать первый день второй луны следующего, шестого года Эмпо, в год Земляной Лошади, в день счастливый, он провел церемонию моления о перерождении в Чистой Земле, где читал о Семи вратах и Три сутры [102], проводил ритуалы и делал подношения, чтобы умилостивить голодных духов. В тот день сам Котэй сидел рядом и, рассказав перед слушателями, что случилось, прочел два следующих стихотворения.
Зачин:
Чтобы в шести мирах не заблудиться посмертно, на райской дороге шесть знаков имени Будды подмогой, что посох из бамбука-курэ [103], станут — Цуботаро.
Ответ:
На посох бамбука-курэ, как на имя Будды надеясь, по длинной дороге в рай шествуя, вскоре на путь пробужденья вернемся, мир суетный покинув, — Муцуми-дзё.
Затем сам монах уселся на возвышении, разъяснил основы буддийского вероучения, рассказал о блуждании по шести мирам [104], вечной круговерти мироздания и о том, что святое имя будды Амиды очищает от всех грехов. А закончил он так.
«Да снизойдут вечные благодеяния на потомков этого рода через призвание имени Будды! И колокол храма Сэйтадзан пусть привечает луну, что излучает истину».
Муцуми-дзё, которой исполнилось тогда восемнадцать, заранее изобразила шесть знаков имени Будды на тридцати тысячах листочков, чтобы раздавать их паломникам, и, говорят, исчезли они за три дня.
Итак, в этой истории говорится о том, что в мире Сяба существует шесть кругов человеческого существования [105], и все, что мы видим, подчиняется принципу воздаяния. Заблуждения же и страдания суть дорога к просветлению, и «шесть прахов» суть Чистая Земля [106]. Да благословенны души предков семьи Курэ, и да не знает границ просветление их потомков! И все, кто в семье Курэ народятся, и мужчины, и женщины, должны помнить благодать, дарованную им. И пусть воздастся им, и пусть повторяют они имя Будды. И нельзя историю эту никому рассказывать, а если кто скажет, да придет ему месть от других княжеств! Только настоятель и супруги главной семьи Курэ должны знать это. На все воля Будды!
Седьмой день седьмой луны седьмого года Эмпо.
Итигё (печать).
Документ № 3. Беседа с настоятелем Хорином Номиямой.
Дата и время беседы: день тот же, 15:00.
Место: келья храма Нёгэцу-дзи.
При записи присутствовали: Хорин Номияма (настоятель храма, 77 лет, скончался в августе того же года), я (г-н. В.) — всего два человека.
Да-да, ваши подозрения вполне оправданы. Неужто свиток (который сам Котэй, возродитель рода Курэ, сжег, а пепел, как здесь описано, запечатал в статуе Мироку) вдруг материализовался в руках господина Итиро Курэ и стал причиной его невероятного помешательства?.. Честно говоря, не заведи вы (г-н В.) сами об этом речь, я бы первый задал вопрос…
По традиции, эту повесть об истории храма показывали только супругам из семьи Курэ, когда они получали старшинство в роду и приходили в полном одиночестве навестить могилы предков. У настоятелей же, начиная с преподобного Итигё, был обычай не распространяться посторонним о роде Курэ. Но, поскольку ваша просьба продиктована неординарными обстоятельствами и вы должны выяснить, является ли Итиро Курэ сумасшедшим, я расскажу все, что знаю.
Самое невероятное заключается в том, что пепел во чреве изваяния снова обрел форму свитка! Кажется, кто-то узнал об этом и достал свиток из статуи, отчего Итиро Курэ и помешался… Ума не приложу, кто это мог быть, если не родная мать господина Итиро Курэ, госпожа Тисэко… Она умерла несколько лет назад насильственной смертью в Ногате при таинственных обстоятельствах. Ох… Подлые слухи ходят. Сперва-то никак не поверишь, что родная мать может сотворить такое с собственным сыном!.. Но у меня имеются свои соображения по этому поводу, позвольте-ка объясню.
Думаю, было это лет двадцать… нет… наверное, уже тридцать тому назад… Давненько. Вы-то, может, слышали про нашу госпожу Тисэко? Она-де с юных лет была и умна, и талантлива, да и руки у нее были золотые: картины-то как рисовала, а вышивала-то как! А когда она была еще совсем маленькой, со стрижкой под горшок, частенько доводилось мне видеть ее в уголке храма — сидит одна, срисовывает цветочные узоры четырех сезонов на фусуме или резных небожителей под потолком. У нее тогда было очень миленькое кукольное личико…
